Нажмите "Enter", чтобы перейти к содержанию

Как бесплатно: как бесплатно узнать или проверить ПКР физического лица

как бесплатно узнать или проверить ПКР физического лица

Узнайте свой ПКР в личном кабинете, чтобы
оценить шансы на получение кредита


Узнать бесплатно

Что такое ПКР?

  • Кредитоспособность Диапазон ПКР
  • Низкая 1-149
  • Средняя 150–593
  • Высокая 594-903
  • Очень высокая 904-999

Персональный кредитный рейтинг показывает вашу кредитоспособность и помогает понять на каких условиях можно получить кредит.

Кредитный рейтинг рассчитывается в баллах от 1 до 999. Чем выше ПКР, тем выгоднее условия кредита и ниже процентная ставка.

Узнать ПКР бесплатно

  • Кредитоспособность Диапазон ПКР
  • Низкая 1–149
  • Средняя 150-593
  • Высокая 594-903
  • Очень высокая 904-999

ПКР рассчитывается на основании данных кредитной истории по методике НБКИ, требования к которой устанавливаются ЦБ.

Основные параметры,


которые влияют на значение ПКР

Повышает рейтинг

  • Своевременное внесение платежей
  • Продолжительность кредитного стажа
  • Разнообразие типов полученных кредитов

Понижает

  • Просрочки платежей по кредитам
  • Большое количество заявок на кредит, поданных в несколько банков одновременно

Сначала запросите рейтинг, а уже затем, исходя из его значения, подавайте заявку в тот банк, который точно ее одобрит

Узнать свой ПКР

Легкий процесс получения ПКР

Создайте личный кабинет

В качестве логина используйте адрес своей электронный почты и придумайте надежный пароль

Авторизуйтесь через Госуслуги

Заполните раздел «Мой профиль» и одним нажатием кнопки подтвердите введенные данные с помощью учетной записи на Госуслугах

Выберете услугу

Через несколько минут вы получите свой персональный кредитный рейтинг, который позволит взглянуть на себя глазами банка

Узнать свой ПКР

Наши партнеры

Еще услуги

Подробнее

Подробнее

Подробнее

Ответы на вопросы


Как бесплатно учиться в Гарварде, Сорбонне или МГУ

Свежий номер

РГ-Неделя

Родина

Тематические приложения

Союз

Свежий номер

29. 01.2023 07:30

Рубрика:

Общество

Ариадна Рокоссовская

Более трех миллионов студентов во всем мире получают высшее образование по интернету. Тех, кто обращается на платформы онлайн-образования, чтобы повысить свою квалификацию или получить дополнительные знания, — сотни миллионов. В этом нет ничего удивительного: в Cети можно из любой точки мира совершенно бесплатно учиться в британском Гарварде, французской Сорбонне и российском МГУ. И 41,6% таких учащихся — люди старше 30 лет.

Чтобы слушать лекции лучших профессоров в МГУ, сегодня совсем не обязательно сидеть в аудитории. / РИА Новости

Что касается России, назвать какие-то конкретные цифры в этой области сложно. Например, по данным статистического сборника ВШЭ «Образование в цифрах», в прошлом учебном году более половины (53,2%) всех студентов пользовались дистанционными образовательными технологиями. По словам директора по онлайн-обучению НИУ ВШЭ Юлии Ремезовой, спрос на такие продукты растет. «В 2022 году количество онлайн-программ бакалавриата и магистратуры выросло до 16. На них поступило 958 студентов — это на 56% больше, чем в 2021 году. В этом году Вышка Онлайн откроет еще 6 новых программ высшего образования», — рассказала она. Возможности учиться в Сети у русскоязычной аудитории просто колоссальные. Всем студентам известен портал «Открытое образование», созданный ведущими российскими университетами — МГУ им. М.В. Ломоносова, СПбПУ, СПбГУ, НИТУ «МИСиС», НИУ ВШЭ, МФТИ, УрФУ, Университетом ИТМО. Среди более тысячи курсов лекций любой найдет для себя что-то интересное. Какие-то из них бесплатные, а за некоторые придется заплатить. Для тех, кто хочет зачесть пройденный онлайн-курс в своем вузе, предусмотрена возможность пройти тестирование по его итогам и получить сертификат. К созданию онлайн-продуктов университеты подходят с учетом особенностей формата. Например, в НИУ ВШЭ нам рассказали, что «над продуктом работает большая команда продюсеров, операторов, дизайнеров, методистов и других специалистов, которые помогают авторам адаптировать контент под цифровые стандарты».

В Сети учатся не только студенты, но и опытные профессионалы. Только на портале непрерывного медицинского и фармацевтического образования Минздрава России зарегистрировано почти три миллиона пользователей. Врачи и средний медперсонал обязаны регулярно просматривать лекции по направлению своей специализации, проходить тестирования и набирать определенное количество баллов для подтверждения своей квалификации. Есть и курсы для души. Например, на «Лекториуме» можно совершенно бесплатно освоить приготовление блюд традиционной русской кухни с преподавателями Санкт-Петербургского экономического университета или научиться выживать в экстремальных условиях на курсе Томского государственного университета. А на «Универсариуме» коллеги из информационного агентства МИА «Россия сегодня» знакомят слушателей с работой журналистов новостных, аналитических и мультимедийных редакций. И, конечно, на многих образовательных платформах можно найти курс о том, как создать свой курс. А для тех, кто вла деет иностранными языками, в Сети открываются безграничные возможности. Только на платформе Coursera выложено более 4 тыс.курсов. А есть еще edX с подборкой бесплатных программ от ведущих вузов мира, Udemy, Skillshare и пр.

Итак, найти учебу по душе в наше время несложно, но пригодится ли это при трудоустройстве? Карьерный консультант Наталья Кретова уверена, что работодатели оценят соискателя, который демонстрирует тягу к новым знаниям. «Если говорить о курсах повышения квалификации, которые могут быть как краткосрочными, так и долгосрочными, а также о языковых курсах, которые дают работнику новые инструменты для работы, повышают его профессиональный уровень, то, при прочих равных, предпочтение, скорее всего, будет отдано кандидату, который прошел дополнительное обучение. Да, у некоторых людей есть сомнения, как в отношении качества такого образования, так и насчет нужности таких курсов для самих соискателей. Надо ли получить дополнительные навыки или закрепить имеющиеся — это кандидат решает сам. Но факт остается фактом: на рынке труда вызывают большую заинтересованность со стороны работодателей те специалисты, которые регулярно повышают свою квалификацию, в том числе и через онлайн-образование». По ее мнению, если кандидат решает это сделать, такие проекты, как «Открытое образование», могут быть хорошим выходом. «Это обучение можно проходить в ведущих вузах, вне зависимости от местонахождения студента. Каким способом — это другой разговор, главное — знания. Не усвоить учебный материал можно и при очном обучении», — считает эксперт.

Что касается высшего образования, по словам Юлии Ремезовой, «более 80% выпускников онлайн-программ НИУ ВШЭ находят работу по специальности во время обучения в ведущих компаниях России и мира или получают повышение на текущем месте работы».

Мнение эксперта

Надежда Мазурова, доктор психологических наук, директор Института психологии им. Л.С. Выготского РГГУ

Надежда Владимировна, может ли интернет-образование заменить привычное академическое?

Надежда Мазурова: Я уверена, что нет. Вообще сравнивать их — то же самое, что сравнивать теплое и мягкое, потому что это абсолютно разные вещи. Классическое академическое очное образование позволяет получить хорошую базу, задавать вопросы преподавателю и сразу получать ответы, выстраивать межличностные контакты и образ себя в коллективе. Это необходимая основа, если человек действительно хочет получить высшее образование. Интернет-обучение имеет свои плюсы, и я не согласна со многими коллегами-преподавателями, которые утверждают, что его получать нельзя, особенно по каким-то определенным направлениям. Я полагаю, что можно, что это чудесный способ получить знания точечно — в каком-то отдельном направлении. Например, вы можете купить курс по той дисциплине, знания о которой хотите углубить, получить дополнительную информацию, или неординарный взгляд на предмет. Вы можете воспользоваться несколькими такими курсами, нанизывая их, как крону, на ствол уже имеющегося у вас дерева — очного академического образования.

Вы — не только академический преподаватель, но и автор нескольких интернет-курсов. Есть своя специфика у интернет-образования, с точки зрения педагога?

Надежда Мазурова: Во-первых, все мои курсы, даже если они идут в записи, предусматривают непосредственное общение со студентами. Определенное время выделено на то, чтобы мы встретились в эфире, и они могли задать мне вопросы, а я — ответить. Во-первых, чтобы у слушателей было ощущение реальности, присутствия преподавателя. А во-вторых, потому, что нельзя, чтобы у студентов оставались «подвешенные» вопросы. Когда человек слушает только записанные лекции, он может что-то не понять. Очень важно, чтобы была обратная связь. И еще очень важно учитывать, кто твоя аудитория. Если это студенты, то им нужно давать какие-то базовые знания. Если это работающие специалисты, то подход совсем другой: вы даете больше практической информации. И, наконец, записанный курс нужно стараться максимально оживить, задействовать эмоциональность человека: либо приводить конкретные примеры, либо демонстрировать записи того, о чем вы говорите, чтобы это было максимально похоже на жизнь, а не на картину на выставке. Потому что многие курсы, скажу, как потребитель, это просто наговоренный текст, и это неинтересно слушать, и в голове не остается ничего. Кроме того, что мы — социальные существа, мы, вообще-то, с лимбической системой. И материал будет лучше усваиваться тогда, когда у слушателя есть эмоциональный отклик.

Кстати

По прогнозам статистической службы Statista, в 2023 году выручка в индустрии онлайн-образования во всем мире составит 166,60 млрд долларов, и дальше эта цифра будет только расти. К 2027 году объем рынка достигнет 237,10 млрд. Что касается России, на нее в этом году придется 608, 5 млн долларов. Для сравнения: в Германии эта цифра, как ожидается, составит 877,10 млн, а в США — 74,8 млрд. Речь идет о доходах от университетского онлайн-образования, интернет-платформ обучения и профессиональных сертификатов, за получение которых во многих вузах нужно заплатить, даже если сама учеба была бесплатной.

Российская газета — Неделя — Федеральный выпуск: №16(8961)

Образование

Главное сегодня

  • Кабмин выдаст субсидии на инвестпроекты по производству химической продукции

  • Комбат Ходаковский заявил о подготовке ВСУ к наступлению

  • В Белгородской области система ПВО сбила три ракеты

  • Bild: Ситуация вокруг Артемовска вызвала разногласия между Зеленским и Залужным

  • МВД РФ опровергло сообщения о формировании штурмовых батальонов

  • Pais: ЕС хочет привлечь к закупкам боеприпасов для Киева не входящие в союз страны

Насколько бесплатно свободное выражение?

Сегодня

2022 представляет собой трудный момент для свободы слова. Задумайтесь: когда PW попросил полдюжины светил из крупнейших издателей поделиться своими мыслями об этом обзоре истории Первой поправки, заговорил только один — и то на условиях анонимности. Другой, умоляя, объяснил, что сегодня, когда ваши слова могут быстро обернуться против вас, если вы хотите продолжать публиковать разнообразные идеи, лучше всего делать это, а не болтать об этом. К счастью, другие стороны бизнеса не были столь сдержанны, хотя тревога и пронизывала их.

«Очень мрачно», — заявил Орен Тейчер, бывший генеральный директор Американской ассоциации книготорговцев, о текущей ситуации. «Потенциально очень опасно», — сказал о последних событиях агент Эндрю Уайли, среди клиентов которого Арт Шпигельман, Салман Рушди и имущество Филипа Рота. «Грядет лавина [цензуры]», — настаивал 87-летний адвокат Мартин Гарбус. Писатель Колм Тойбин напомнил нам, что, несмотря на «прекрасную дугу», приписываемую многим цензурным историям, «как что-то из народной сказки — подумайте о Ulysses или романа Джеймса Болдуина Giovanni’s Room , который должен был быть опубликован первым в Великобритании — не все такие истории заканчиваются счастливо».

Традиционно усилия по цензуре исходили от правых. Гарбус подсчитал, что давление с этого фланга сейчас «выше, чем когда-либо со времен Маккарти». Джуди Блюм, чьи откровенные романы для молодежи вызывают споры вот уже 50 лет, недавно сказала активисту библиотечного движения против цензуры Пэту Скейлсу, что мы наблюдаем «1980-е снова и снова», имея в виду период «семейных ценностей» Рейгана, когда каждый год оспаривалось более 800 книг. (В ответ на это в 1982 году библиотекари и книготорговцы организовали Неделю запрещенных книг.)

»

«Я никогда не понимал, как законные усилия по созданию разнообразия противоречат более широкому принятию идей, с которыми вы не согласны». —Орен Тейхер

»

Эта нынешняя волна нарастала, по крайней мере, со времен Великой рецессии, когда ее разочарование, страх и гнев усиливались интернетом, социальными сетями и пандемией. Сегодня страна купается в политических деньгах, направляемых на «местные» усилия группами с такими названиями, как «Мамы за свободу», стремящимися ограничить детям страны выбор в школах и библиотеках. От Maus , графические мемуары Шпигельмана, удостоенные Пулитцеровской премии, о его семье и Холокосте, к роману лауреата Нобелевской премии Тони Моррисон о молодой чернокожей девушке, подвергшейся насилию, The Blueest Eye ; от трансгендерного Джорджа Алекса Джино до Ибрама Х. Кенди и Джейсона Рейнольдса Stamped: Racism, Antiracism, and You , список атакованных книг продолжает расти.

Однако многие давние книжники говорят, что беспрецедентным настоящее делает новый импульс к цензуре — и самоцензуре — исходящий от левых. Желание залечить исторические раны и способствовать социальной справедливости противоречит праву свободно говорить и писать. Назовите это политкорректностью, отменой культуры, пробуждением — и страхом бросить вызов — это цензура, которая, как говорится, не осмеливается произнести свое имя.

Правление ABA недавно исключило полную поддержку свободы выражения мнений из своей конечной политики, заменив ее менее жесткими формулировками, чтобы подчеркнуть новое обязательство по защите женщин и сотрудников из числа меньшинств в магазинах-членах от оскорбительных высказываний, что вызвало горячие внутренние дебаты. «Я никогда не понимал, как законные усилия по созданию разнообразия противоречат более широкому принятию идей, с которыми вы не согласны», — настаивал Тейхер. «Что сейчас пугает, — добавил он, — так это то, что в розничной торговле и издательском деле люди запуганы. Молодые люди менее осведомлены об истории свободы слова и могут быть очень доктринерскими. Потому что вы находите что-то оскорбительным в том, что J.K. Роулинг сказала, вы решили, что не будете продавать ее книги? Он подчеркнул, что можно и продать книгу, и сформулировать точку зрения, не отменяя ее. Много лет назад, когда бывший спикер Палаты представителей Ньют Гингрич выпустил новую книгу, Нил Кунерти, бывший президент ABA, положил стопку чепухи рядом с грудой книг Гингрича. «Когда вы купили книгу, вы также получили кусок чепухи», — засмеялся Тейхер.

В поисках объяснений некоторые обращаются к университетским городкам, не желая «доставлять дискомфорт» студентам, вступая в настоящие дебаты. Во времена такого импульса к групповой идентичности становится труднее думать самостоятельно. «Идея о том, что люди должны «чувствовать себя в безопасности», неуместна», — заявил анонимный руководитель издательства. Ссылаясь на протесты сотрудников Simon & Schuster по поводу приобретения мемуаров бывшего вице-президента Майка Пенса, руководитель спросил: «Что вы имеете в виду, когда не публикуете его, потому что вам не нравятся его политические взгляды? Издатель должен быть агностиком, публиковать то, что заставляют человек чувствовать себя некомфортно». Другие вспомнили обвинения в «культурной апроприации», выдвинутые против Джанин Камминс и ее романа « American Dirt »; решение Хашетт отказаться от мемуаров Вуди Аллена, Apropos of Nothing ; и Norton’s прекратить публикацию биографии Филипа Рота, написанной Блейком Бейли (последние две были подхвачены Skyhorse).

Из-за текущей чувствительности Тойбин сказал, что «не может видеть» два классических произведения — повесть Томаса Манна «Смерть в Венеции» и « Лолита » Владимира Набокова — «будут опубликованы сегодня. Они были бы слишком проблематичными». Уайли, который в 1989 году стал свидетелем одной из самых крайних попыток цензуры, какую только можно вообразить, — иранской фетвы в отношении своего клиента Рушди, включавшей угрозы, некоторые из них осознаваемые, убить или причинить вред переводчикам, издателям, книготорговцам, не говоря уже о самом авторе, — охарактеризовали то, с чем мы сталкиваемся, следующим образом: «Полиция мыслей, полностью вооруженная в униформе, марширует вверх и вниз, реагируя на безумие Трампа, теоретически борясь с безумием с помощью безумия. Те, кто находится в оппозиции к сумасшедшим правым, создали сумасшедших левых».

Один владелец книжного магазина увидел «тревожные параллели между тем, что происходит слева и справа, как две капли воды в одной стручке: попытка отменить голоса, с которыми вы не согласны». В магазинах ограниченное пространство на полках, «и мы его курируем», — подчеркнул владелец. «Но в наши обязанности также входит обработка заказов на книги, которых у нас нет. Мы не собираемся решать, что читает клиент, но сегодня сотрудники иногда возражают против обработки заказов на книги, которые их «запускают».

Кристофер Финан, исполнительный директор Национальной коалиции против цензуры, считает, что «немногие периоды в американской истории были столь поляризованы и раздроблены», как наш собственный. Пожалуй, пришло время рассмотреть немного истории.

Кадры из прошлого

«Конгресс не должен издавать законов… ограничивающих свободу слова или печати». Так гласит Первая поправка к Конституции, принятая в 1791 году. Короткая, ясная, простая, но спорная и угрожающая почти с самого начала.

Перейдите к 1873 году, когда Фредерик Лейпольдт изменил название своего нового библиографического бюллетеня на Publisher’s Weekly . В том же году Энтони Комсток, бывший активист YMCA, был инициатором двух инициатив, которые также оставили след в бизнесе, но, в отличие от Лейпольдта, далеко не выгодные. Ревнивый и пуританский, Комсток основал Нью-Йоркское общество по борьбе с пороком, чтобы искоренить высказывания, которые он считал оскорбительными, и в короткие сроки убедил Конгресс США принять закон Комстока, который позволил ему и его единомышленникам инициировать судебное преследование любой, кто переправляет по почте «непристойные, непристойные, похотливые» или «вредные» публикации. Под «вредным» Комсток имел в виду информацию о контрацепции, абортах или профилактике венерических заболеваний. Затем последовало множество судебных преследований.

Хотя он умер в 1915 году, его общество и закон не умерли. Заключение Маргарет Сэнгер в тюрьму в 1916 году за листовку, рекламирующую ее только что открытую бруклинскую клинику планирования семьи — первую в Америке, — было совершено в соответствии с Законом Комстока. В 1921 году Джон Самнер, преемник Комстока на посту главы NYSSV, возглавил успешную попытку уличить двух храбрых писательниц, Маргарет Хип и Джейн Андерсон, в непристойности за то, что они предприняли первую попытку, между 1918 и 1920 годами, опубликовать «» Джеймса Джойса. Улисс в своем журнале Little Review .

Большинство штатов также приняли законы о цензуре. В 1923 году Самнер лоббировал принятие в Нью-Йорке законопроекта о чистых книгах и оказался на пути к победе: ни Национальная ассоциация книгоиздателей (предшественник ААП), ни какой-либо отдельный издатель не выступили против него публично. Так было до Горация Ливерита — импресарио издателя/театра, который на короткое время блестяще блеснул, выпустив первые книги Уильяма Фолкнера, Эрнеста Хемингуэя, Юджина О’Нила; защита Теодора Драйзера; создание Современной библиотеки — вызвало драку.

Он отправился в Капитолий штата, чтобы лично лоббировать законодательный орган. Помогло то, что лидер меньшинства в Сенате Джимми Уокер (три года спустя он стал мэром Нью-Йорка) был другом. Ливерит знал, как привлечь внимание общественности. Другие участники бизнеса открыли для себя их голоса. Закон о чистых книгах так и не был принят; в конце концов, как бессмертно заметил Уокер, «ни одна женщина не была испорчена книгой».

Улисс

Со свободой самовыражения тогда, как и сейчас, часто было два шага вперед, один шаг назад. Ливерит хотел вывести Ulysses в виде книги, но судебное преследование Андерсона и Хипа исключило такую ​​возможность. Вместо этого в 1922 году американский книгопродавец-экспатриант Сильвия Бич опубликовала в Париже «Улисс » на английском языке с использованием французских принтеров. Книги попали в качестве желанной контрабанды в США и Великобританию (там она тоже была запрещена), и пираты копировали книгу на обеих территориях. Джойс отчаянно хотел, чтобы его роман был легально доступен в США — он не зарабатывал ни цента на всех этих пиратских копиях.

По мере того как 1920-е грянули, отношение изменилось; Американский союз гражданских свобод был создан в начале десятилетия, и адвокат Моррис Эрнст, тесно связанный с ACLU, начал добиваться значительных успехов. В 1929 году издатели Паскаль Ковичи и Дональд Фриде наняли его для защиты лесбийского романа Рэдклифф Холл «: Колодец одиночества »; он был запрещен в Англии. Эрнст вел дело в двух американских судах и выиграл.

Мысли издателей — как и Эрнста — снова обратились к Улисс . В 1925 году Ливерит продал Современную библиотеку своему протеже. Молодой человек, который работал на него, был Беннетт Серф, и он и его деловой партнер (и лучший друг) Дональд Клопфер вместе с пожилым человеком, Элмером Адлером, основали Random House в 1927 году. Осенью 1931 года Серф и Эрнст рассказал о возбуждении судебного дела для публикации романа. Как и его наставник Ливерит, Серф понимал, какую известность и престиж принесет освобождение Ulysses . Только весной 1932 что Джойс дал добро; он подписал контракт примерно в то время, когда молодые люди расстались с Адлером.

Эрнст придумал блестящую военную хитрость, основанную на одной импортированной копии « Улисса » Бича, в которую будут вставлены всевозможные рецензии и хвалебные отзывы ученых и критиков, чтобы принять их в качестве доказательства. И он тянул время, чтобы передать дело правильному сидящему судье — человеку с темпераментом, культурой и опытом, достаточным для того, чтобы учесть все факторы. Книга была полна слов из четырех букв и включала сцены дефекации, мастурбации, секса — основания для многих судей отклонить ее как непристойную.

Потребовалось некоторое время, но в лице Джона Мунро Вулси они решили, что нашли своего человека. Непристойность определялась доктриной 19-го века, которая впервые была принята в английском праве под названием «тест Хиклина» — имеет ли материал тенденцию «развращать и развращать» молодого человека (обычно женщину). Эрнст утверждал, что Ulysses нужно оценивать по текущим стандартам; нужно было рассматривать в целом; и что она не вела себя как «грязная» книга — ее признали шедевром. Серф организовал кампанию по сбору писем от библиотекарей, критиков, авторов, учителей, священнослужителей и психиатров, поддерживающих серьезность намерений Джойса.

6 декабря 1933 года было объявлено о решении Вулси. «Новый курс в законе литературы здесь», — начал он, решив, что непристойность должна определяться тем, как отреагирует взрослый «со средними сексуальными инстинктами», а не молодая девушка. За неделю чудес, когда был отменен сухой закон и президент Рузвельт публично протестовал против линчевания, Вулси освободил Улисса . Это решение создало прецедент, который позволил публиковать и распространять множество книг и зарубежных фильмов на десятилетия вперед. Это также хорошо и по-настоящему поставило Random House на карту.

Эзра Паунд, затем маккартизм

Еще один шаг вперед был сделан в 1939 году, когда Американская библиотечная ассоциация приняла собственный Билль о правах. Кажется, что военное время всегда приносит с собой всплеск цензуры — был Закон о шпионаже 1917 года, после 11 сентября будет Закон о патриотизме. Во время Второй мировой войны издателям приходилось иметь дело с официальной цензурой. Например, книги корреспондентов из зоны боевых действий, содержащие материалы, связанные с военными действиями, могли задерживаться государственной цензурой на месяцы, но война также служила множеством напоминаний о том, что демократические свободы, гарантированные Конституцией США, были тем, за что боролась Америка.

В послевоенное время возникли другие вопросы. Как быть с работами авторов, которые были на стороне нацистов и фашистов, таких как Луи-Фердинанд Селин или Эзра Паунд? Несмотря на то, что Т.С. был незаменимым помощником Джойс Элиота и других, Паунд был яростным антисемитом. На протяжении всей войны он вел профашистские радиопередачи из Италии. В 1946 году «Современная библиотека» собиралась выпустить свою «самую полную» антологию британской и американской поэзии за всю историю под редакцией двух лауреатов Пулитцеровской премии. Редакторы включили стихи Паунда; тот же самый борец за свободу слова, г-н Серф, не мог принять их включение и настоял на их удалении. Редакторы возражали, но антология была продолжена без Паунда, и в книге было напечатано заявление на этот счет.

Ответный удар последовал немедленно. Критик Льюис Ганнетт утверждал, что позволить политикам формировать коллекцию, представленную как всеобъемлющую, было бы «медвежьей услугой американской демократии». И все же Серф не собирался сдаваться. Но затем некий автор Random House встал на сторону Ганнетта. Примите, что «то одно, с чем человек связан, разделяет его вину», и вы «распространите это на других; начните с запрета его стихов не потому, что вы возражаете против них, а потому, что вы возражаете против него, и вы закончите, как это сделали нацисты, вырезанием его жены и детей». Итак, У.Х. Оден сообщил об этом своему издателю, добавив, что, к сожалению, ему придется покинуть «Рэндом» из-за такой цензуры. Серф был ужасно потрясен. Он вел еженедельную колонку в Субботнее обозрение и поставил дилемму перед своими читателями, попросив их взвеситься. Посыпались триста писем; наполовину поддержал его позицию, наполовину выступил против. Он капитулировал; стихи были включены в новое издание вместе с заметкой о том, что произошло. Оден остался в Рэндом Хаус.

Конец 1940-х и начало 1950-х годов принесли террор в виде Комитета Палаты представителей по антиамериканской деятельности и сенатора Джозефа Маккарти. Политическая цензура повисла в неспокойном воздухе. Страх связи с коммунистами был таков, что в 1951, Литтл, директора Брауна вытеснили своего коллегу-левого режиссёра и главного редактора Ангуса Кэмерона, который поддерживал «радикальные» группы и хотел опубликовать « Спартак » известного коммуниста Говарда Фаста.

Но политика, раздирающая страну на части, сделала всю атмосферу более нетерпимой. В 1953 году Конгресс создал комитет, главным образом, для расследования того, достаточно ли силен Закон Комстока, чтобы предотвратить распространение нежелательных материалов по почте. В частности, под подозрение попали книги в мягкой обложке, получившие распространение благодаря войне. Вновь активизированные церковные и общественные организации провели то, что PW под названием «кампании самообороны». Национальная организация достойной литературы, ответвление католической церкви, опубликовала длинные списки не одобренных изданий и «убедила» местных розничных продавцов не продавать такие книги. Однако в 1953 году произошло и другое событие: Эрл Уоррен, бывший губернатор Калифорнии от республиканцев, был назначен председателем Верховного суда США. За время его долгого и удивительно либерального правления — до 1969 года — это значительно расширило как расовую справедливость, так и гражданские свободы. Маятник качается в обе стороны.

От «Лолиты» до «Американского психопата»

Отдельные люди, особенно во времена владельцев-издателей, могли иметь огромное значение: Хип и Андерсон; Ливерит; Серф и Клопфер. Уолтер Минтон, Барни Россет и, хотя они не были владельцами, Роберт Л. Бернстайн, Питер Майер и Сонни Мехта также встали на ноги, когда это засчитывалось. В 1955 году в Париже вышла книга Набокова « Лолита ». Викинг отверг его; Новые направления; Фаррар, Штраус; SS; и Даблдей. Серф был готов опубликовать ее, но не хотел потерять своего главного редактора Хайрама Гайдна, который сказал, что уйдет, если это сделает Рэндом Хаус. Уолтер Минтон, с другой стороны, унаследовавший Патнэм от своего отца несколькими годами ранее, искал книги, чтобы оставить свой след, и его познакомили с парижским изданием Лолита от подруги Розмари Риджуэлл. Он знал, что должен опубликовать роман; эффект был ожидаемым. Он уже опубликовал « Deer Park » Нормана Мейлера с его «скандальной» сценой орального секса, а затем опубликует « Fanny Hill » Джона Клеланда (написанную в 1749 году) и подаст в суд за это.

Россет, молодой человек с деньгами, амбициями и вкусом к авангарду, купил Grove Press в 1951 году.0005 «Любовник леди Чаттерлей» , чтобы он выглядел без изменений; «Тропик рака » Генри Миллера «» будет опубликован; и Россет организовал много других триумфов. Бернштейн, сменивший Серфа на посту главы Random House, обратился в суд в 1974 году, когда федеральное правительство попыталось подвергнуть цензуре ЦРУ и культ разведки , разоблачение Виктора Л. Маркетти и Джона Д. Маркса. Конечно, Майер, тогдашний генеральный директор Penguin, опубликовал «Сатанинские стихи» и внес свой вклад в отмену фетвы. Несколько лет спустя, когда жену члена правления Paramount оттолкнул роман, вышедший из ее дочерней компании Simon & Schuster, член правления положился на компанию, и книга была снята с производства. Многим эта книга не понравилась, но Сонни Мехта из Knopf считал, что книга Брета Истона Эллиса Американский психопат должен быть опубликован, что и было сделано.

И будущее

Есть еще много снимков, и они показывают как прогресс, которого мы достигли, так и прогресс, которого у нас нет. Удаление Паунда из-за того, что вы считаете, что его радиопередачи военного времени были прискорбными и предательскими, равносильно удалению Вуди Аллена из-за того, что вы считаете, что он совершил отвратительные действия (хотя это и не доказано в суде). Тони Лайонс, издатель Skyhorse, который воспользовался возможностью подобрать названия, которые потеряли более крупные издательства, заявил, что он «всегда был рад» опубликовать Аллена, «но, вероятно, у меня не было бы шанса. Крупные издатели привыкли смотреть на содержание книги; теперь смотрят и на то, в чем можно обвинить писателя. Я думаю, что издатели должны судить [книгу] по содержанию».

Большинство опрошенных для этого эссе считают, что концентрация на издательском деле и распространении книг может посягать на свободу слова. «Если крупнейшие издатели и крупнейшие дистрибьюторы не выступают, возникают проблемы», — заявил анонимный руководитель. «Без них вы не сможете получить широкое распространение». Даже когда в больших домах говорят об отпечатках, действующих как независимые сущности, влияние оказывает их величина.

Когда Тойбин сказал, что Лолита или Смерть в Венеции не может быть опубликован сейчас, пояснил он: «Это потому, что если бы они пришли сегодня перед собранием, вместо того, чтобы спорить о том, что литературная ценность перевешивает опасения по поводу изображения отношений, которые ужаснули бы людей, они бы сказали: «Давайте пройдем». Как такие книги дозвонились раньше — таких встреч не было. Чем больше дом, тем больше вероятность, что он не будет рисковать в этом отношении». Редактор, друг этого репортера, поддержал эту точку зрения: «Легче спросить себя, нужна ли вам головная боль от обрушившейся на вас ярости пробуждения для проекта, даже немного противоречащего современным ортодоксиям», и ответить «нет». «Такие люди, как Россет, Минтон, Майер, Бернстайн, были личностями, способными носить две шляпы: капиталистом-прибыльщиком и человеком, желающим сделать что-то хорошее», — размышлял Гарбус. «Теперь экономическое давление и лестница корпоративного успеха мешают людям высказываться».

Разногласий предостаточно, но чтобы поддержать, а не подавить свободу слова, генеральный директор S&S Джонатан Карп написал каждому члену персонала и провел собрание, чтобы обсудить, почему Майк Пенс имеет право на публикацию, а S&S — право на публикацию. ему. Недавнее обязательство генерального директора PRH Маркуса Доле лично пожертвовать 500 000 долларов PEN, чтобы помочь противостоять запретам книг в школах, библиотеках и государственных домах, также говорит само за себя.

Конечно, борьба за свободу слова на этих фронтах нуждается во всей возможной помощи. Местные усилия по цензуре существовали всегда, но, как заметил Пэт Скейлс, советник Национальной коалиции против цензуры, в 50-х или 80-х годах «нетерпимость распространялась через газеты и брошюры. Сегодня это происходит в одно мгновение». Член палаты представителей штата Техас Мэтт Краузе разослал школьным округам список из 850 наименований, попросив их сообщить, сколько копий каждого из них у них есть, вызвав страх точно так же, как это делали составители списков в эпоху Маккарти. Но список Краузе, по словам Скейлза, «немедленно разлетелся по всему Интернету» и вызвал аналогичные действия в других регионах. «Эти [списки] говорят, — объяснила она, — что мы не доверяем нашим учителям». Политики нуждаются в платформах, и «некоторые бросают камень, чтобы зажечь определенные группы», — добавила она. «Например, в школах учатся представители ЛГБТК; этим детям нужно видеть себя в книгах. Дети, которые не являются ЛГБТК, должны читать о других, чтобы поощрять принятие и сочувствие. Отказав в доступе к этим книгам, в проигрыше окажутся наши ученики».

Глубокую озабоченность вызвал еще один фронт: суды. Американцы полагались на мудрых юристов, чтобы гарантировать и расширить свободу слова. Но Гарбус, выигравший множество дел о клевете для издателей, сказал, что «с изменениями в законе, которые собирается внести Верховный суд после Трампа, я потерял бы две трети из них». Если суд изменит «то, как вы определяете «злостное намерение» и «общественную фигуру»» и сделает американский закон о клевете более похожим на его английский аналог, свобода слова станет намного менее свободной. «Я вырос, думая, что все решит суд», — сказал Гарбус. «Это конец.» Тойбин согласился. «В трех судьях Трампа есть дополнительная твердость в идеологии. Я не вижу, чтобы они стали больше заинтересованы в расширении свободы, как это сделали некоторые судьи, назначенные предыдущими республиканцами. Америке очень, очень не повезло».

Итак, да, мы на сложном перекрестке. Тем не менее, утверждал Уайли, «есть много людей, которые встали бы на ноги. Трудно подавить истину и качественную и важную работу. Всегда найдется тот, кто захочет опубликоваться».

«Нужно продержаться», — заключил владелец книжного магазина. — Какой еще у нас есть выбор?

Гейл Фельдман сотрудничает с Publishers Weekly с 1986 года и заканчивает биографию Беннета Серфа для Random House.

Версия этой статьи появилась в выпуске Publishers Weekly от 19 апреля 2022 г. под заголовком: Насколько свободна свобода выражения?

Насколько мы свободны на самом деле?

Свобода. Слово, благоухающее добром. Нам нравится идея быть «свободными». Нас возмущает мысль о том, что мы «несвободны». Его часто представляют нам как полярность: свобода слова, свобода выбора и демократия, с одной стороны, и репрессии, цензура и самодержавие, с другой. Мы должны охранять первое от второго.

Но это все? Что такое «свобода», о которой нам говорят, о которой мы думаем и которую переживаем? Из чего он состоит? Для чего мы его используем или, что еще важнее, не используем?

В передовых капиталистических государствах Запада нам постоянно твердят, что свобода является определяющей ценностью нашего времени, что это драгоценное достояние, которое нужно сохранять любыми средствами, даже мерой несвободы, скажем, в форме усиленного надзора или ускоренной милитаризации. Как таковое, это слово используется во многих сомнительных целях, включая, конечно же, уже знакомую идею «принести» свободу в «непокорный мир», как выразился Дэвид Харви. Он спрашивает:

Если бы мы могли оседлать этого чудесного коня свободы, куда бы мы стремились скакать на нем?

Где же?

Свобода, «овеществленная»

Превратилась ли «свобода» в одно из тех модных словечек, которым больше поклоняются в призыве, чем в его применении? Изречение-талисман, предназначенное для различных целей, включая предложение укрепляющей платформы богатым и влиятельным, даже когда некоторые из этих людей несут ответственность за подавление свободы слова и академической свободы — и, что еще хуже, — в своих собственных штатах?

Хотели бы вы достойно с ними? PROistolethetv, CC BY

«Свобода слова» — вместо того, чтобы воспитывать и поощрять подлинное мужество и открывать воображению новые возможности, — рискует превратиться в одну из величайших банальностей наших дней, которую истеблишмент в гораздо большей степени использует для объяснения его более деградировавшие действия, чем канал для создания значимого инакомыслия, которое может привести к материальной альтернативе для большинства.

Как нечто «овеществленное» — если взять слово из «Рассуждений о колониализме» Эме Сезера — свобода не рассматривается как практика, требующая постоянного, бдительного упражнения со всех сторон. Это становится, например, чем-то, что должно быть передано через обучение с уже свободного Запада в несвободные зоны мира. Вот президент США Барак Обама, обращающийся к британскому парламенту по поводу «арабской весны»:

То, что мы видим в Тегеране, Тунисе, на площади Тахрир, — это стремление к тем же свободам, которые мы считаем само собой разумеющимися здесь, дома… Это означает инвестирование в будущее тех наций, которые переходят к демократии, начиная с Туниса и Египта. – путем углубления торгово-коммерческих связей; помогая им продемонстрировать, что свобода приносит процветание.

Дружба свободы: Обама обращается к парламенту Великобритании.

И снова свобода осторожно прошла через кассу.

Толерантность к коллективу

Часто считается, что наука и рационализм «свободны», а религия и вера — нет. Тем не менее, некоторые из наиболее некритичных уступок режимам наших дней исходят от науки и многих ученых в их сотрудничестве с приватизацией знаний крупными корпорациями, которые определяют, какие вопросы задавать и что финансировать.

Чаще всего противодействовать нужно не только откровенно репрессивным или угнетающим (это, конечно, нужно делать — и делают люди, проявляющие поразительное мужество в повседневной жизни в суровых условиях: саудовские блоггеры, женщины, ищущие образование в Афганистане, Иром Шармила объявляет десятилетнюю голодовку против армейских зверств в Индии). То, от чего мы все должны остерегаться, является более тонким и подкрадывающимся.

Нам, возможно, придется признать, что величайшая опасность для нашего осуществления свободы состоит в том, что мы впадаем в привычки мышления, когда мы соглашаемся, когда становится легче думать о том, как обстоят дела, так, как они должны быть или всегда будут.

Говоря об интеллектуалах, уклоняющихся от задачи говорить трудные истины, покойный Эдвард Саид осудил то, что он назвал «общинной терпимостью» к тому, как обстоят дела. Эта коллективная терпимость распространена в нашем обществе и, что более трагично и непростительно, в наших университетах и ​​среди нашей интеллигенции, где одно из самых серьезных нападений на независимое мышление — повышение платы за обучение, раздутые зарплаты менеджеров, более широкое участие корпораций в финансировании исследований — терпит неудачу. вызвать коллективное сопротивление.

Свобода инакомыслия: протесты против платы за обучение в университетах в 2010 году. Рейтер/Эндрю Виннинг

Мы должны остерегаться превращения «свободы» в оружие самодовольства, культурные убеждения, которые можно использовать против явно меньших культур, а не в инструмент, постоянно оттачиваемый через высказывание правды о власти и против нее. Когда свобода рассматривается как «вещь» — ценность, которой следует поклоняться, а не как практика, — она атрофируется в нечто, укрепляющее власть и установленный ею статус-кво, и как таковая становится ее противоположностью, закостенелой, довольно беззубой идеей.

Нанесение удара за свободу: Фредерик Дуглас. Джордж К. Уоррен/Национальное управление архивов и документации

Свобода как идея и практика, конечно, тоже имеет совсем другую историю или истории, когда мы думаем о борьбе против власти снизу. Это чувство свободы, пожалуй, лучше всего выразил выдающийся бывший раб и борец с рабством Фредерик Дуглас в своей знаменитой речи, посвященной эмансипации Вест-Индии. Отметив, что те, «кто хочет быть свободным, должны сами нанести удар», Дуглас заявил:0003

Вся история прогресса человеческой свободы показывает, что все уступки, сделанные ее величественным притязаниям, были рождены серьезной борьбой.

Сохраняйте ярость

Альтернативы нет — любимая ТИНА Маргарет Тэтчер — теперь продвигается вперед через режимы жесткой экономии Кэмерона и Осборна. Несвободная, репрессивная, авторитарная и деспотическая идея, если она когда-либо существовала, но использующая «свободу» в качестве своего логотипа, утверждение об отсутствии «альтернативы» немедленно сужает «свободу» до потребительского выбора и деловых операций за счет всех других права.

Кэмерон, как вы заметите, не видел иронии в восхвалении Си Цзиньпина, неизбранного правителя авторитарного режима, и извергал банальности о правах человека. Китай во многих отношениях представляет собой поллюцию капиталистических мечтаний: ограниченное население, предлагающее наемный труд без каких-либо существенных прав, но «свободное» потреблять то, что они могут себе позволить.

Поддерживайте гнев. Стефан Хессель.

Между тем, как мы видели на примере истерии по поводу избрания Джереми Корбина лидером лейбористов, его когда-то довольно широко принятые идеи о социальной и экономической справедливости резко осуждаются как опасный экстремизм, который необходимо немедленно искоренить – никакого свободного расцвета альтернатив там нет. . Протест и гнев? Достаньте демонизирующие клевету, дубинки, законодательство, водометы.

Как тогда быть свободным? Лицом к лицу. «Indignez vous», как выразился французский активист Стефан Эссель.

Ваш комментарий будет первым

    Добавить комментарий

    Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *